26 и 27 апреля 2016 года в Москве проходили выездные слушания по делу Павленского — обвинение в вандализме за акцию «Свобода» (сжигание покрышек на мосту в Санкт-Петербурге). 27 апреля в зал суда со стороны защиты были приглашены три секс-работницы. Их появление и дача показаний, в которых они обвиняли художника в вандализме и осквернении, а также советовали подвергнуть художника психиатрическому лечению, адвокат художника Динзе называет продолжением акции. «Свободные люди» — так определяет Павленский секс-работниц и сравнивает их метафорично с другими свободными людьми, которые могут судить, что есть искусство, и которые могут судить самого Павленского. Акция получилась очень локальной. Вызвав столь противоречивые высказывания в культурной среде России, у нас она прошла незаметно и осталась практически неосвещенной. «Політична критика» собрала ряд комментариев по этому поводу от российских художниц, культурологинь и феминисток.
Микаэла, художница, феминистка
Я думаю, что для Павленского суд — часть его художественного и политического проекта. По сути, это продолжение его акции, важная часть которой — эффект в медиа. Могу предположить, что сам художник считает важным, чтобы его действия обсуждали как можно шире. Как в этом случае работает гендер? Сниженный социальный статус и огромная область «стыдного» и «позорного», приписанная женщинам, продающим сексуальные услуги, ореол скандальности и униженности, связанный с этой сферой в общественном сознании — все это Павленский как акционист с большим стажем хорошо осознает. Он использует стигматизированность женщин, занятых в проституции, как инструмент для создания того медиаэффекта, который ему нужен. Три студентки литинститута, давшие те же показания, не стали бы медиаповодом. Но вопрос о том, можно ли использовать чужую уязвимость как средство в своем арт-проекте — этический. Видимо, Павленский ответил для себя, что вполне можно, и многие художники до него так же отвечали на этот вопрос. Для меня как для художницы и феминистки, конечно же, ответ «нет, нельзя».
Виктория Ломаско, художница
Лучше бы Павленский и дальше ставил эксперименты над своим телом и использовал неодушевленные предметы (жёг покрышки и двери). Как только он привлёк в проект людей, сразу стало очевидно отсутствие у него какой-либо эмпатии и понимания социального контекста. Может создаться впечатление, что Павленский одинаково относится к своему телу и к посторонним людям — пустит в расход ради «искусства». Но на самом деле прибитая кожа мошонки, зашитый рот и отрезанная мочка уха никак не повлияли на его социальный статус и трудоспособность.
Трём женщинам, которые и так относятся к маргинализованной социальной группе, художник своей «акцией» основательно испортил жизнь — выставил их с именами и лицами, во всеуслышание указал их нелегальную «профессию». Большинство женщин, вовлечённых в проституцию, скрывают это от своих знакомых, семей, и в первую очередь своих детей. Эти три женщины, вероятно, потеряют бо́льшую часть своих контактов, и их родственники тоже серьезно пострадают. Также после «акции» Павленского и внимания СМИ они надолго смогут заниматься только проституцией, и уйти из неё им будет в разы сложней. Если они занимались проституцией в «конторах» (на квартирах, которые секс-работницы снимают в складчину), после потери анонимности они могут лишиться этого места. При этом Павленский выбрал себе таких жертв, которые даже не имеют возможности рассказать в социальных сетях о последствиях «акции» для себя.
То, что он сравнивает женщин, ежедневно из-за маленьких денег рискующих психическим и физическим здоровьем, а иногда и жизнью, и сотрудников суда, принадлежащих к одной из самых обеспеченных и защищенных групп — или тупость, или подлость.
Анастасия Вепрева, художник
Акция Павленского появилась в сети вместе с феерическим мужским ажиотажем и оглушительным смехом, что художник привёл в суд «проституток». Многие мужчины восторгались жестом художника, его точностью, оригинальностью и большой ироничностью. «Павленский — это совесть тех, кто еще помнит, что это такое», — писали они. Единственный полноценный репортаж из зала суда принадлежал «Медузе», где корреспондент Илья Азар с чудовищным наслаждением описывал происходящее, смаковал внешний вид девушек, их платья, их вырезы, их соответствие идеалам скромности. Потом высмеивались их ответы на вопросы, их невежество и неискушённость. Отдельно смеялись над тем, как девушки пытались объяснить, где они работают. Было очень много фотографий, где чётко были видны их лица, и основной акцент был поставлен на их нарядах. Девушки выглядели полными чучелами в таком изложении. Кроме того, они были деанонимизированы. Комментарий самого Павленского выглядел более чем странно. Он посчитал, что его акцию «Свобода» должны судить только по-настоящему свободные люди. По его мнению, это «проститутки», которые вольны сами выбирать, торговать им собой или нет, и ещё более свободные люди — «бомжи», которых он планирует привести в следующий раз. По сути, Павленский совершил акт дегуманизации, а также гендерной классовой сегрегации, поставив, по сути, на кон жизнь и безопасность этих девушек. Сделал ли он это по собственной глупости, или мы просто не до конца знаем его настоящее мировоззрение — на данный момент сказать сложно. «Проститутки» и «бомжи», как менее защищенная часть людей, легко могут быть использованы, причём использованы за деньги, — вот что говорит нам Павленский сейчас. Большинство интерпретаторов посчитали этот жест изящным, ведь, по их мнению, Павленский хотел показать таким образом, что судьи тоже «проститутки». Но как это вяжется со свободой? «Смотрите! Я свободна! Правда, моим именем обзываются, на меня показывают пальцем и используют как пугало». Многие даже посчитали возмутительной критику человека, который реально сидит в тюрьме, словно бы это давало ему карт-бланш на любые действия. Ведь тюремное мученичество (к которому Павленский сознательно стремился), с их точки зрения, это нечто более серьезное и весомое, чем феминистская критика и оптика, это «реальное дело» «реальных мужчин». Я вообще предлагаю Павленскому быть более последовательным и после «бомжей» привести в суд ещё и «пидарасов», а то чего мелочиться, надо ведь всех посмотреть и показать.
Алла Митрофанова, культуролог, специалистка по актуальному искусству, cultural studies, urban studies
Можно понять и сторонников, и противников последней акции Павленского. Петр стремится к тому, чтобы суд довести до уровня «высказывания для всех», но в этой радикальной форме высказывания неизбежно возникают травматические столкновения смыслов. В свидетели приглашены секс-работницы, они дружно поддержали высказывания власти. И здесь вопрос адресуется феминистским политикам. Предъявлены две противоположные стратегии: стигматизация приглашенных в свидетели женщин и запрос на эмансипирующую субъективную ценность их высказывания. Это противоречие переводит суд из формального государственного монолога в диалогическое и полемическое пространство. Эмансипация не может быть абстрактной, она обращена к конкретным «Я». Мы встречаемся с этой антиномией и мечемся между позициями. Победой тут может быть только чистка установок на самоочевидность, порождающую карликовые фундаментализмы.
Новое политическое левое действие не может строиться по старым лекалам. А новая теория пока лабораторна, ее слышат только в близком кругу. Проблема в том, как ее вывести на улицу и какими способами можно сделать ее опытом многих. Говорить о деконструкции самоочевидного, о многоуровневости субъекта, о его ответственности за конструирование своих политических объектов, о стратегиях переизобретения будущего можно на семинаре, а на улице, вероятно, нужно демонстрировать противоречия и менять контексты «сверхпроводниковым» оценкам. Павленский бескомпромиссно конструирует подиум для различных высказываний, которые от взаимного невидения приходят к распознаванию друг друга. От этой ситуации выигрывают новые идеи, это им предоставлена площадка, поскольку именно мизогинные, эксплуататарские идеи теряют самоочевидность в ситуации диалога. У критической и теоретической речи появляется шанс публично высказаться. Павленский делает свою часть коллективной работы, интерсекционалистки делают свою обязательную часть с анализом «секиры привилегий и уязвимостей», деконструкторы институтов обнажают символические претензии институтов на истину, можно здесь выступить и политическому теоретическому воображению с новым концептом нестигматизированного права.
Читайте также: Поджог Павленского: между художественным и политическим активизимом